Война: 70 фотомгновений. Пять с половиной кожедубов

Самый результативный советский ас-истребитель гвардии майор Иван Кожедуб сбил за годы Великой Отечественной войны 64 вражеских самолета. Лучший «эксперт» люфтваффе майор Эрих Хартман одержал 352 победы в воздухе, превысив достижение своего оппонента ровно в 5,5 раз.

По немецким данным, из 43.100 советских самолетов, уничтоженных пилотами люфтваффе за время Второй мировой войны, 24 тысячи — на счету трехсот «экспертов», причем 16 из них побеждали в воздушных боях более 200 раз. По советским данным, 27 наших летчиков-истребителей, удостоенных за боевые подвиги звания дважды и трижды Героя Советского Союза, одержали от 22 до 64 побед, сбив в общей сложности 1.044 немецких самолета.

Однако означают ли приведенные цифры, что советские ВВС хуже нацистских люфтваффе справлялись с поставленными перед ними задачами? Ответ на этот вопрос не так очевиден, как может показаться на первый взгляд.

Про число и умение

Как правило, количество индивидуальных побед выше у пилотов стороны, которая проигрывает воздушную войну. Этот парадокс был замечен еще в Первую мировую войну, полностью подтвердился во время советско-японского конфликта на реке Халхин-Гол в 1939 и, конечно же, на всех фронтах Второй мировой войны. Причиной тому является количественное превосходство побеждающей стороны, вынуждающее противника использовать свои силы более интенсивно.

Уже к 1943 году советские ВВС превосходили люфтваффе в количественном отношении, что позволяло «привязывать» летные части к конкретным участкам фронта и не требовать от людей работы на износ. К тому же авиаполки периодически отводились в тыл для освоения новой техники. Обычно «отдых от передовой» длился 5-6 месяцев, что, конечно, не способствовало увеличению числа побед.

Немцы себе такой роскоши позволить не могли: их авиационные части постоянно перебрасывались туда, где боевые действия шли активно, а пилоты частей люфтваффе ежедневно (!) совершали по 6 боевых вылетов — это в среднем в три раза больше, чем позволялось советским летчикам. Тот же Хартманн совершил за время войны 1.425 боевых вылетов, а Кожедуб всего 330.

Надо сказать, что опытным советским летчикам такое распределение боевой нагрузки не нравилось. Вслух об этом говорить было не принято, но нотки досады прорывались даже спустя многие годы после окончания войны. Цитата из мемуаров Александра Покрышкина: «Но вот грянула битва на курской земле. На картах обозначались стрелы, вклинившиеся в оборону врага. Теперь все мысли, все чувства были там — под Курском. Газеты сообщали о больших воздушных сражениях. Вот бы где нам, гвардейцам, развернуться во всю силу! Но там летчики успешно делали свое дело и без нас». А вот немецким пилотам «везло» — командование люфтваффе отправило на Курскую дугу почти все, что могло летать. Тот же Хартманн во время главного сражения 1943 года сбил 82 советских самолета.

И еще. Опытных пилотов в ВВС РККА было от силы 3 процента! Говоря спортивным языком, каждый молодой пилот люфтваффе попадал на фронт, будучи мастером спорта международного класса, тогда как его советский «двойник» не дотягивал и до первого юношеского разряда. Разница в уровне мастерства несопоставима, однако несопоставимо и время, необходимое для подготовки пополнения. У нас — от 4 месяцев до полугода, у немцев — не менее трех лет…

Получается, что в войне смогли принять участие «по специальности» только те выпускники немецких летных школ, которые поступили туда в 1941 году. Части ВВС РККА кадрового голода не испытывали никогда — любая убыль личного состава восстанавливались почти сразу.

Недостаток подготовки большинства пилотов делал единственно приемлемой примитивную тактику воздушного сражения: держаться группой и действовать по примеру ведущего. Немцы охотно иронизировали над шаблонностью действий и пассивностью «иванов», но нападать предпочитали на отбившиеся от строя самолеты, тем более, что «отстающие» истребители, штурмовики, бомбардировщики были обычным явлением. Из-за очень низкого качества изготовления планеров и двигателей, а также неквалифицированного техобслуживания разброс скорости в группе одинаковых самолетов мог достигать 50-70 км/ч, так что держать строй могли не все машины. Шансов уцелеть у безвестного «одиночки-перворазрядника» не было, но такие потери — пусть постоянные и достаточно большие — не очень-то мешали сохранившейся группе выполнять основную задачу фронтовой авиации: уничтожать вражескую пехоту, танки, артиллерию.

Немцы же реагировали на потери своих «мастеров экстра-класса» крайне   нервно. Так, знаменитый пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87» был снят с вооружения, как только его потери стали равны потерям советского «летающего танка» — штурмовика «Ил-2». А когда в феврале 1945 года был сбит оберлейтенант Отто Киттель — «эксперт» с личным счетом в 276 побед, вся окруженная в западной части Латвии 300-тысячная группа армий «Курляндия» впала в уныние: «Киттель погиб, теперь нам точно конец».

Герои неба в «халхингольской пропорции»

Еще раз вспомним о количестве побед советских асов и немецких экспертов и зададимся вопросом: а сколько из них соответствует действительности? Суть подвоха проиллюстрирует следующий пример.

 Во время советско-японского конфликта на Халхин-Голе произошло крупное воздушное сражение, по итогам которого ВВС РККА отчиталось об уничтожении 686 самурайских самолетов, а японская сторона заявила о победах над 1.224 «коммунистическими» машинами. В реальности же потери советской авиации составили 249 самолетов, причем 42 из них списали из-за небоевых повреждений. У японцев: 88 сбитых и 74 — уничтоженных при авариях. «Халхингольская пропорция» — завышение потерь противника в среднем в 4 раза — сохранялась в ВВС РККА и в период Великой Отечественной войны.

Конечно, нельзя считать летчиков беспринципными хвастунами. Они выдавали желаемое за действительное по вполне объективным причинам. По принятым в ВВС РККА правилам, сбитым считался самолет противника, который, по донесению претендовавшего на его уничтожение летчика-истребителя или стрелка-радиста, «беспорядочно падал вниз и скрылся в облаках» или «резко пошел на снижение, оставляя отчетливый дымный след». В бою следить за полетом подбитого противника некогда, а ведь «беспорядочное падение» или пикирование «почти до крон деревьев» немецкие летчики довольно часто использовали для выхода из затруднительной ситуации. А густой дымный шлейф возникал при работе авиамоторов фирмы «Даймлер-Бенц» в форсированном режиме и при полете в перевернутом положении.

В люфтваффе действовал более жесткий регламент учета сбитых самолетов противника, поэтому «искажение отчетности» в среднем не превышало уровня 1:2. Для снижения «приписок» был введен надежный статистический коэффициент — количество выстрелов из бортового оружия, после которого самолет противника может быть сбит в принципе. Например, выпустив всего  30 снарядов из 20-миллиметровой авиационной пушки по «бетонному самолету» — так немцы называли бронированный штурмовик «Ил-2», заявлять о победе над ним было, мягко говоря, наглостью.

Могло ли командование советских ВВС ввести более точную систему подсчета побед своих авиаторов? Безусловно, могло, но… не считало нужным. По большому счету, советской авиации асы не были необходимы, поскольку она создавалась как массовый вид войск с неизбежным проседанием среднего уровня боеспособности. При такой концепции развития делать ставку нужно не на рекорды отдельных «чемпионов», а на скорость восполнения потерь пилотов и самолетов. Если темп этого восполнения достаточно высок, противник просто физически не сможет помешать авиации выполнять ее работу. Цинизм такого расчета очевиден, но и в дальновидности ему не откажешь: в мобилизационном плане 1941 года потери летчиков предполагались самыми высокими среди родов войск, что не помешало советской авиации постоянно наращивать свою ударную мощь на протяжении всей войны. А вот люфтваффе со всеми своими «экспертами» фактически проиграло воздушную войну уже к весне 1944 года.

Достижения отдельных личностей при советской «системе координат» были важны только для поддержания у летчиков уверенности в собственных силах, ну и как отличный материал для пропаганды. Вот и выходит, что «халхингольская пропорция» при учете побед была не упущением, а хорошо продуманным психологическим приемом…

Победитель всегда справедлив?

Превосходство ВВС РККА над противником было неоспоримо, однако массовый советский пилот выглядел настолько скудно на фоне блестящих «рыцарей-одиночек» люфтваффе, что в СССР было запрещено изучать эффективность действий вражеской авиации, а исследования западных аналитиков вроде канонического труда Вальтера Швабедиссена «Сталинские соколы» считались антисоветской литературой со всеми вытекающими для читателя репрессивными последствиями.

Имена вражеских летчиков и упоминание об их послевоенной судьбе также были под строжайшим запретом, но уже по несколько иной причине. Взять того же Эриха Хартманна. Он попал в советский плен и был осужден на 25 лет лагерей за… порчу социалистической собственности в особо крупном размере. Абсурдность и вопиющую незаконность этого обвинения не оспаривали даже выносившие приговор судьи, но уж очень хотелось Сталину поставить на место 23-летнего ветерана люфтваффе, который воевал как минимум в 5,5 раз лучшего главного советского аса.