В советской мемуарной и исторической литературе при описании периода оккупации всегда делался акцент на преступлениях, совершаемых нацистами в отношении мирного населения. Это, конечно, правда, но далеко не вся — на самом деле жизнь «под пятой оккупантов» была очень разной. Интересные подробности будней «нового порядка» на территории Бобруйского, Глусского, Стародорожскога районов описал Михаил Голубовский (Соловьев) в книге «Записки советского военного корреспондента».
Личность этого человека противоречива и трагична: сперва он был сотрудником газеты «Известия», близким к Николаю Бухарину — видному теоретику коммунизма и политическому конкуренту Сталина. После расстрела Бухарина отправлен в ссылку, но с началом войны призван в РККА и назначен фронтовым журналистом.
Осенью 1941 года лейтенант Голубовский попал в плен, но был выпущен из лагеря за взятку охранникам. Согласился сотрудничать с немцами и до 1944 года работал редактором коллаборационистских газет «Новый путь» (Бобруйск) и «Руль» (Минск). При этом так деятельно отстаивал «русские» интересы, что считался немцами «подозрительным» типом и был ими арестован. После войны остался на западе, издавал несколько газет, пытался войти в состав влиятельных эмигрантских организаций. Однако был обвинен в… сталинизме и просоветской агитации.
Стоит ли верить такому свидетелю? Может и не во всем, но ознакомиться с его воспоминаниями лишним не будет.
Оккупанты — первые впечатления
В Белоруссии осталось на месте почти 90% населения. Эвакуировались лишь партийные начальники и люди с автотранспортом. Остались и некоторые евреи: полная дезориентация — воспоминания о немцах 1918 года.
Немецкая администрация сначала решала исключительно военные задачи: размещение, снабжение войск. Одновременно населению было разрешено организовать самоуправление.
Комендантом был старый немецкий солдат. Комендатура располагалась в бывшем здании райкома партии — даже портреты Политбюро все еще висели на стенах*. Стоял бюст Сталина, на голову которого была надета офицерская фуражка. Один инженер сказал коменданту: «Я — капиталист» и попросил назначить его директором фабрики. Комендант согласился.
Старосты в деревнях выбирались на собраниях, и обычно немцы подтверждали их полномочия. Бургомистры и районные начальники чаще назначались из числа сотрудников бывшей советской администрации. В это время лучшие кадры отказывались служить немцам. К примеру, в моем присутствии школьный учитель, очень приличный человек, отказался стать бургомистром.
Деревенские школы и больницы снова начали работать, прежняя система была более или менее сохранена. В учебниках были заклеены портреты Ленина, но сами учебники были старыми. Каждая деревня и город платила за своих школьников учителям: либо товарами, либо пахали их землю.
В какой-то момент пленные в оккупированной зоне были освобождены, их забрали домой «жены». Я видел одну женщину, у которой было шесть таких якобы «мужей». Впоследствии немцы начали отбирать для службы в полиции «подходящие» элементы из числа военнопленных: уголовников, воров и пр. Как правило, население не стремилось записываться в полицию.
До 1943-го люди были уверены, что большевики никогда не вернутся. В районах, которые были ближе к фронту, настроения по отношению к немцам в первый год не изменились, скорее наоборот. Немецкие солдаты быстро сходились с крестьянскими семьями, их звали к столу. Поодиночке немцы не вели себя нагло.
Жизнь крестьянства
Земля делилась по соглашению, очень тщательно, поскольку ее было немного, колхозных лошадей распределяли по жребию. Крестьяне в деревнях пахали и сеяли вместе, а уход за полями и жатву вели по отдельности.
Решения принимались на собраниях, на которых женщины много шумели, но голосовали только мужчины, потому что «баба не знает, за что ей голосовать». Проиграв голосование, меньшинство могло затеять драку. Авторитет хороших директоров колхозов и бригадиров принимался во внимание, они становились руководителями. Были единичные случаи, когда коммунистов били, но не слишком сильно, к примеру, милиционера или секретаря парторганизации (за старые обиды).
Крестьяне не выводили из строя оборудование, напротив, они назначали людей для его охраны. Самыми счастливыми были деревни, в которых располагались тракторные бригады. Был случай, когда одна деревня пыталась воевать с другой за трактор. Там, где было много лошадей, они в посевную становились «общей собственностью». В 1942-м были дворы даже с пятью лошадьми. Многие лошади были украдены у немцев. У крестьян ярко проявлялся собственнический инстинкт.
Немецкая экономическая политика не была организованной. Они занимались поборами с населения, как и Советы: раньше с собственной коровы надо было сдавать — 160, сейчас 100 литров, но владелец должен был сам доставлять молоко. До жатвы 1942-го не было речи о сдаче зерна, но в 1942- 43-м немцы собирали зерно пропорционально площади (однако, не больше, чем надо было сдавать в МТС).
В 1942-м урожай был таким, какого Белоруссия никогда не видела. И тогда немцы подняли налог. Еще в 1943-м хранилось много зерна, которое не было сдано немцам.
Городские зарисовки
Почти все предприятия были отданы местной администрации. Город вызывал всех оставшихся рабочих на работу, и они запускали производство, ориентируясь на возможности сбыта продукции. На фабрике имени Сталина в Бобруйске рабочие решили делать кухонную утварь. По лесам валялись разбившиеся самолеты — специальные бригады посылались на сбор алюминия. Месяцем позже на рынке появилась чудесная кухонная утварь из дюралюминия. Немцы заказывали целые грузовики такой посуды.
Валютой были рубли и марки, но они не имели большого значения: на фабриках отдавали предпочтение бартеру, одна дюралевая тарелка стоила десять яиц. На фабриках бывшие мастера пользовались большим авторитетом, чем инженеры. Зарплаты зависели от величины семьи.
Весной 1942 года на все предприятия были посланы зондерфюреры от хозяйственного управления с целью следить за сохранностью «трофейной» собственности. Понемногу они перехватывали руководство фабриками и меняли управляющих. Затем, к примеру, вышел приказ прекратить производство кухонной утвари на фабрике им. Сталина и переоборудовать ее для ремонта танков. Немцы подготовили соглашение, в котором стояла сумма, которую они готовы платить за отремонтированный танк. Рабочие получали маленькие зарплаты — 50 марок.
Холокост
В Бобруйске было 100.000 человек населения, 16.000 из них евреи. В начале были лишь отдельные случаи побоев. Через два или три месяца объявили о создании гетто. Сначала там не было забора, и население воспринимало его спокойно. В тот момент еврейские доктора, портные и пр. все еще сохраняли свою работу.
В марте 1942 прибыли первые эсэсовцы. Они вели себя иначе, были настроены враждебно и не сходились с населением. Коммунистов зарегистрировали, гетто было огорожено, но евреи все еще ходили на свою работу. Появились гражданские чиновники, хозяйственное управление, была попытка поднять налоги с населения. Было объявлено, что присвоение колхозного имущества — деяние, направленное против немцев, и крестьян заставили вернуть все, что они забрали.
Апрель 1942 — уничтожение евреев. Население было ошеломлено, многие не хотели верить в это, особенно в деревнях. В городах люди знали больше, но в основном по слухам. Люди помогали спасать евреев, несмотря на угрозы немцев расстреливать за подобные действия. Случались и предательства, иногда ненамеренные. Помощница одного доктора сказала ему, что она еврейка, тот проболтался. Она была расстреляна, а он ушел к партизанам.
Партизанское движение
В 1942 среди партизан не было крестьян. Деревни жили изолированной жизнью, и немцы не считали поселения, в которых жило 50-60 человек, «опасными». Но приличные бургомистры постепенно заменялись на уголовников, которые ходили вооруженными и терроризировали народ. Налоги поднялись: молока надо было сдавать по 350 литров — невообразимая норма для Белоруссии. Если люди отказывались, у них забирали коров. Налоги увеличивались, нажим на крестьян рос.
В 1943 начался рост партизанского движения. Перед немцами встала необходимость держать под контролем всю местность, в том числе в связи с отказом крестьян платить налоги. Старосты расстреливались немцами, параллельно начался набор молодежи на работу в Германию. Сначала он был добровольным, рекламные плакаты давали свой эффект. Вскоре, однако, стали просачиваться новости, люди получали письма с подлинной информацией. Тогда молодежь стала выказывать меньше желания уезжать. Немцы назначали дань для деревень. К примеру, предоставить контингент из 30 мужчин и 15 женщин. Немцы брали людей силой, самыми дикими и жестокими способами. Например, всех молодых людей, без исключения — из зала кинотеатра. Очевидно, они осознали, что вся молодежь уходит в партизаны, и решили устранить молодежь вообще. Они добились этого в одном районе, но тогда в других еще больше людей присоединялось к партизанам. Одновременно массы, до этого настроенные спокойно (даже в связи с уничтожением евреев, масштабы которого были им неизвестны), начали питать недружественные чувства к немцам.
Те не решались покидать свои посты, иначе их легко убивали. Как результат: террор и репрессии. Система немецких укреппунктов состояла в возведении земляных валов вокруг города и вдоль железнодорожных путей на небольшом расстоянии друг от друга, чтобы держать всю территорию под прицелом. Верховное командование вермахта протестовало против использования боевых частей для охраны тыловых объектов, была даже попытка заменить военные подразделения полицией, стариками и иностранцами. Также немцы пытались использовать полицию для зачистки Белоруссии. Но ловить людей в диких чащах было невозможно…
В период оккупации территория современной Беларуси была разделена на несколько частей:
Гродненская область вошла в состав Восточной Пруссии и генерального комиссариата Литва. Брестская и часть Гомельской — в генеральный комиссариат Украина, Минская и прилегающие части Витебской, Гродненской и Брестской — генеральный комиссариат Вайсрутения. Большая часть Витебской, Могилевская и часть Гомельской находились в подчинении военного управления тылов группы армий «Центр».
Отношение к местному населению в зоне ответственности вермахта в 1941-1942 гг. было несколько менее жестоким, чем там, где действовала гражданская оккупационная администрация.
* Очевидно, речь идет о г. Ярцево (Смоленская область), где автор попал в плен.
Загрузка ...
