С первых дней войны с передовой в тыл двинулся поток инвалидов — безруких, безногих, ослепших, с раздробленными челюстями и вырванными гортанями, сожженной кожей, неизлечимыми психологическими травмами. По данным Генштаба Российской Федерации, всего было демобилизовано из-за тяжелых увечий 2.576.000 фронтовиков — молодых мужчин и женщин…
Некоторым из инвалидов повезло — смогли компенсировать последствия травм и даже вернулись в действующую армию. Например, без обеих ступней воевали летчики Алексей Маресьев, Захар Сорокин, Леонид Белоусов. Их коллега Леонид Елькин летал, потеряв один глаз. Безрукий артиллерист Василий Петров показывал такие чудеса храбрости, что стал дважды Героем Советского Союза. А белоруска Зинаида Туснолобова, потеряв обе руки и обе ноги, превратилась в настоящую икону антинацистской пропаганды.
На фронте она была санитаром. В бою получила тяжелое ранение, потеряла сознание, несколько суток пролежала на морозе. Жизнь ей спасли, но отмороженные конечности пришлось ампутировать. В мае 1944 года она написала открытое письмо с призывом отомстить за всех искалеченных и убитых женщин Советского Союза. Призыв вызвал в войсках мощный патриотический подъем — девушка получила свыше 3.000 ответов, а на бортах многих советских танков, самолетов и орудий появился лозунг: «За Зину Туснолобову!»
Но большинство получивших тяжелые увечья фронтовиков были вынуждены приспосабливаться к жизни в тылу. Давалась эта адаптация трудно: необустроенность, голод, болезни, некомпетентность и злоупотребления местных властей порождали массовое раздражение, а то и активное противодействие. Не удивительно, что инвалиды-фронтовики быстро попали в поле зрения советских спецслужб. Сейчас, когда с многих документов 40-х годов снят гриф секретности, мы можем оценить масштабность проблем, которые эти бедолаги вольно и невольно создавали органам госбезопасности.
Особую «головную боль» сотрудникам НКГБ доставляли инвалиды, ставшие в плену немецкими агентами, и бывшие коллаборационисты, число которых возрастало по мере освобождения оккупированных территорий.
Советские спецслужбы знали о размещенной в Польше разведшколе абвера, где из инвалидов-военнопленных готовили шпионов и диверсантов. Неизвестно, сколько их было заброшено в советский тыл, однако можно предположить, что число выпускников школы было довольно значительным, а зона их внедрения — очень широкая. К примеру, в 1944 году на оперативном учете НКГБ Узбекской ССР находилось 554 «подозрительных» инвалида войны, 30 из которых действительно оказались вражескими лазутчиками.
В рассекреченных архивах НКГБ содержится немало дел и о военнопленных-инвалидах, активно помогавших нацистам во время оккупации. Один из таких предателей был задержан в Новосибирской области, куда перебрался после освобождения Беларуси. В Могилевской области по наводке агента было уничтожено как минимум 5 партизанских отрядов.
Начиная с 1943 года территориальные подразделения народного комиссариата госбезопасности отмечали повсеместный всплеск антиколхозных выступлений инвалидов, которые — и это вызывало глубокую обеспокоенность — крестьяне воспринимали с определенным пониманием. Сохранился характерный донос на инвалида, назначенного председателем колхоза в Шарыповском районе Краснодарского края, где приведены неоднократные высказывания такого плана: «После этой войны наступит хорошая жизнь, из ссылки вернутся кулаки, которые потребуют свои дома и имущество, отобранные у них ранее. Поэтому сейчас нужно больше нажимать на свое хозяйство и личные огороды, а то, сколько не работай, все пойдет государству, и мы опять зиму будем сидеть голодными».
Как особо опасные для советской власти расценивались случаи групповых выступлений инвалидов против колхозного руководства. К примеру, в Чурачикском районе Чувашской АССР устроили настоящий «переворот». Они самолично — без ведома сельсовета и правления колхоза — созвали собрание колхозников, на котором сняли с руководства председателя — члена ВКП(б) Осипова — и избрали новое правление.
Угрозы и исполнение террористических актов со стороны увечных фронтовиков, доведенных до отчаяния тяжелыми жизненными обстоятельствами и равнодушием властей к их судьбе, отмечаются во многих отчетах местных органов НКГБ. Типичный случай подобного «насилия от бессилия» произошел в Орловской области. Инвалид-орденоносец нанес ножом смертельную рану секретарю сельсовета Сухоруковой по причине того, что та неправильно оформила документы его брату, в результате чего он был мобилизован в армию. При аресте убийца заявил: «Мне теперь все равно — быть на свободе или в тюрьме».
Нетрудоспособные из-за увечий фронтовики быстро люмпенизировались: добывали себе средства на пропитание мелкой спекуляцией или попрошайничеством, бродяжничали, пьянствовали, хулиганили. Уголовники активно привлекали опустившихся инвалидов к мошенничеству, кражам, бандитизму.
По данным УНКГБ по Читинской области из 210 следственных дел, заведенных в сентябре 1944 года по обвинению в спекуляции, мошенничестве и кражах, 59 было на инвалидов войны. В городе Ейске Краснодарского края в июле 1944 года группа искалеченных фронтовиков избила на рынке работников милиции. При этом собравшаяся толпа обывателей численностью до 400 человек поддерживала нарушителей правопорядка криками «громить горисполком, чтобы разрешили торговать».
Распространенным явлением были и случаи появления лжеинвалидов. За фронтовиков выдавали себя уголовники, получившие увечья во время пребывания в исправительных лагерях. Самым известным мошенником такого рода стал Вениамин Вайсман. Он был судим 10 раз, 8 раз бежал из мест лишения свободы и во время последнего побега отморозил ноги. Безногому Вайсману дали I группу инвалидности и отпустили из лагеря. Жулик немедленно обзавелся двумя фальшивыми звездами Героя Советского Союза и стал ходить по госучреждениям различных городов. Представлялся однополчанином Василия Сталина — младшего сына Иосифа Виссарионовича — и просил денег, одежды, еды, жилья. Когда о его похождениях узнал глава государства, на Вайсмана был объявлен всесоюзный розыск.
Разумеется, агрессивность, склонность к сомнительным методам решения проблем и равнодушие к собственному будущему проявляли не все инвалиды войны. Однако доля тех, кто так и не смог адаптироваться к мирной жизни, была значительной. Пока шла война, на существование «неудобных инвалидов» государство закрывало глаза, но после победы их присутствие в городах и селах не очень-то вписывалось в образ великого советского народа-победителя.
В 1950 году одинокие, ведущие асоциальный образ жизни, и ряд других категорий калек-фронтовиков были переселены в дома для инвалидов. Условия существования в них были разными и зависели во многом от морального и физического состояния постояльцев. Некоторые, по сути, являлись обычными пансионатами, другие приближались по жесткости режима к исправительным лагерям. Но были и заведения, существование которых приравнивалось по степени секретности к военным объектам. Один из тайных пансионатов как минимум до начала 80-х годов размещался в Соловецком монастыре на острове Валаам.
В 1974 году туда случайно попал художник Геннадий Добров и сделал несколько портретов его обитателей — самых безнадежных и бездоленных инвалидов — лишенных рук и имеющих неизлечимые психологические травмы. Публикуемый один из этих портретов, наверное, самый выразительный. О жизни изображенного на нем человека ничего неизвестно. В результате тяжелейшего ранения он потерял руки и ноги, лишился речи и слуха. Война оставила ему только возможность видеть…
Загрузка ...
